«Я знаю, о чем бы спросил у Шекспира…» Режиссер Алексей Логачев рассказал о том, как идет подготовка к премьере спектакля «Укрощение строптивой»

Знаменитый кинорежиссер Георгий Данелия в своей книге «Чито-грито» написал: «Я никогда не пытаюсь объяснить в нескольких словах, о чем снимаю фильм. Потому что тогда – зачем снимать? Проще написать несколько слов в газету. Когда мы с Таланкиным снимали «Сережу», то все время пытались сформулировать: о чем фильм? «Дети – наше будущее. Какими будем мы, такими будут и наши дети»… И другую такую же муть <…> Кстати, про фильм «Не горюй!» много писали, но ни один критик так и не сформулировал, о чем фильм».

20, 21 и 22 марта в Алтайском краевом театре драмы им. Шукшина пройдет долгожданная премьера «Укрощение строптивой». Шекспир опять возвращается в наш театр. Мы не стали спрашивать у режиссера Алексея Логачева, о чем этот спектакль. Но постарались подробно расспросить о том, как идет подготовка к нему.

- Алексей Александрович, правду ли говорят, что вы очень любите пьесы Уильяма Шекспира?

- Это правда, очень люблю, особенно комедии. Чем они привлекают? Трудно в двух словах объяснить. Пожалуй, главная причина в том, что я молодой человек, а публика, которая приходит в театр, в большинстве своем старше меня. И я не чувствую за собой права говорить с людьми на те темы, в которых они, скорее всего, разбираются, чувствуют и знают лучше меня. Поэтому к трагедиям пока не хочется прикасаться. А вот поделиться какой-то «энергией жизни» что ли (так это назовем), жизнелюбием молодым, которое люди с годами, как мне кажется, утрачивают, радостью какой-то, улыбкой, я все-таки могу. Кстати говоря, когда Шекспир написал «Укрощение…», он был в том же возрасте, что и я сейчас. Возможно, даже еще младше. И тоже был в начале своей творческой карьеры. К своим главным трагедиям он подошел гораздо позднее.

- С чем связан выбор именно «Строптивой»?

- В общем-то, я уже ответил, но здесь стоит добавить, что пьесу помимо режиссерского желания всегда в какой-то степени выбирают не всегда тебе знакомые театр и город. На этом названии вместе с директором театра мы остановились два года назад. Были еще варианты, но они по разным причинам отпали. Возможно, мы к ним еще вернемся в будущем. Самое трудное заключалось в том, что я боялся перегореть: сначала не было возможности сразу начать работу, спустя год только после того, как договорились о постановке с директором, мы начали репетиции, но прошлой весной пришлось отложить премьеру. И вот только после январских праздников мы смогли продолжить.

- А сейчас большая часть труппы уехала в гастрольный тур с сюитой «Мастер». Опять заминка.

- Ну что тут поделаешь – это жизнь, в ней ничего гладко не бывает, всегда приходится вносить коррективы.

- Тем не менее до премьеры осталось меньше месяца. Что вас больше всего тревожит? Степень готовности?

- Нет, я уверен, что мы будем готовы к премьере. Работаем с радостью, где-то даже опережаем график. Я предполагал, что меньше успеем сделать до отъезда ребят на гастроли. Больше волнует другое: не ошибся ли я с выбором пьесы? Насколько она окажется востребованной? Понимаю ли я тот город, где в данный момент живу и работаю? Так бывает: спектакль может получиться достойный, но по какой-то причине публика принимает его прохладно. Примеров миллион. И даже в нашем театре. И было и есть.

- «Укрощение строптивой» можно прочитать и поставить не только как комедию, но и как мелодраму...

- Вполне возможно, кто-то и читает ее как мелодраму. Может и ставит, но я не видел. Впрочем, любая история любви, сближения мужчины и женщины всегда в чем-то мелодрама. Да и к тому же мы все очень разные. Более того, один и тот же человек сегодня такой, завтра другой. Один и тот же сюжет в разное время он будет воспринимать по-разному. Один, возможно, пустит слезу от шекспировской истории, а другой будет весело смеяться. А кто-то поругается накануне с женой и будет смотреть спектакль в мрачном настроении, и его ничего не будет радовать. А кому-то в день спектакля сделают предложение, и она будет веселиться от любого действия артиста на сцене.

В какой-то степени я выбрал это название потому, что хотел увидеть себя таким, каким я, пожалуй, сам никогда быть не сумею. Мир очень изменился, и мне никто не позволит вести себя так, как Петручио. Сегодня женщины любят плакаться на тему «Нет сейчас настоящих мужчин, повывелись мужики! Вот раньше…». А вы отчетливо себе представляете, что было раньше? Вы точно хотите таких, как раньше? Хорошо, мы предъявим и спросим женщин после премьеры: понравился ли им такой «настоящий» мужчина? Ведь всеми качествами, о которых дамы сегодня так тоскуют, он обладает. Но с чем это сопряжено, они, похоже, не задумываются.

- В любой пьесе Шекспира да и у многих других театральных классиков есть бессмертные цитаты. В том же «Гамлете»: «Быть или не быть», «Бедный Йорик!». Или «Слова, слова, слова!». Какие фразы в «Строптивой» вас цепляют особенно?

- В каждом театральном училище от Москвы до Владивостока, наверное, любая студентка делала отрывки либо из горьковской пьесы «На дне» - сцену Пепла и Василисы, либо из пьесы Островского «Гроза» - Борис и Катерина, либо сцену Петручио и Катарины из «Укрощения строптивой». А то и все три за весь период обучения. Эти сцены знает наизусть любой театральный человек. «День добрый, Кэт. Вас так зовут, слыхал я…». Или вот: «Природа-мать умна, да сын безмозглый». Лично мне очень нравится реплика «Художества ты любишь – вот картина!». Она наилучшим образом характеризует стиль, звучание и эстетику нашего спектакля.

- Долго ломали голову над распределением ролей? Почему на роли Петручио и Катарины выбрали именно Кольцова и Адушеву?

- По поводу Елены Адушевой – актрисы, которая мне с первого дня здесь очень нравится, у меня не было никаких сомнений. Мы легко и быстро нашли общий язык. А вот с Петручио было не так легко. Сейчас я в какой-то степени даже жалею, что не сразу доверил Кольцову главную роль, не разглядел Константина с самого начала. Очень рад, что жизнь сама исправила мою ошибку.

- Насколько легко труппа обживает язык Шекспира?

- Трудно обжить не язык Шекспира. Слова-то они умеют говорить. Труднее обжить тот режиссерский рисунок, эстетику, которую я предлагаю артистам. Она им немного непривычна. Тут нет ничего удивительного - любой режиссер приносит свой театр. Надеюсь, в этом плане артистам, которые заняты в «Пленных духах», полегче, и они помогают тем, кто впервые работает со мной.

- С подбором музыки были проблемы?

- Нет, никаких. Знаете, был такой странный комментарий к «Пленным духам»: «Музыка замечательная! Браво музорежиссеру!». Интересные у некоторых людей представления о нашей работе… Для меня изначально важно, как будет звучать спектакль. Когда беру в работу пьесу, то в числе первоочередных дел всегда ставлю подбор музыкального ряда. Не могу сразу знать, какую конкретно музыку выберу, но точно представляю, в каком направлении искать. Музыка служит не только своеобразным камертоном, но и помогает выстраивать композицию. Если же я не слышу с самого начала как «звучит пьеса», то вообще не берусь за данный материал. Не слышу – значит, не нравится, и мне ее не надо делать.

- Ваше первое высшее образование связано с математикой и кибернетикой пригождается в режиссерской работе?

- Оно очень сильно помогает. Я сильно переживаю, что родители не стали отдавать меня в музыкальную школу. Мама была категорически против. Это было бы большим подспорьем в нынешней работе. В итоге я очень люблю музыку, но не владею ни одним музыкальным инструментом.

Что такое режиссура? Всеволод Эмильевич Мейерхольд, мне кажется, дал очень точное определение: это композиция плюс мастерство артиста. А композиция – это соотношение частей друг с другом. Музыка же – один из способов понимания, как размещаются и соотносятся между собой части одного целого. Именно поэтому Всеволод Эмильевич говорил, что любой режиссер обязан быть музыкантом. Математика – еще один способ такого понимания. Есть очень красивый образ, который я однажды нашел в одной из книг: «Математика – язык, на котором с вами разговаривает природа». До сих пор для разминки мозгов я до сих пор люблю порешать какие-нибудь математические задачки, почитать специализированную литературу.

- Если бы у вас вдруг появилась фантастическая возможность пообщаться с Шекспиром, о чем бы у него спросили?

- Вообще, у нас бы вышел долгий разговор. (Улыбается.) Несмотря на разные версии, я практически не сомневаюсь, что именно Шекспир писал эти великие произведения. Но все равно был бы очень рад развеять некоторые колебания по поводу его авторства. Да и вообще, столько в его биографии неизвестных и спорных моментов. Сто тысяч книг об этом написано. Интересно было бы многое прояснить. Но главным было бы все-таки разобраться, что в его пьесах является авторским замыслом, а какие вещи всего лишь приписанные нами драматургу трактовки и интерпретации, ставшие традицией. Многие авторы сильно недоумевают, когда узнают, как их произведения интерпретируют критики и некоторые зрители. Читаешь статью какого-нибудь театроведа по поводу твоего спектакля и диву даешься: откуда что он взял?! То же самое порой бывает и на репетициях: артист или режиссер говорит «но ведь тут он это имеет в виду…» и дальше несет какой-то умозрительный бред, собственные домыслы.

Да и вообще, приятно было бы удивить Шекспира тем, что его ставят по всему миру спустя 400 лет. Уверен, он на это не рассчитывал. Но ведь сегодня многие всерьез убеждены, что Шекспир заранее писал «в вечность». А он просто содержал свой театр, сочинял, чтобы было что играть его труппе и не умереть с голоду, и гением себя не считал. А сколько ему доставалось от современников! От Роберта Грина или Томаса Нэша, которые его буквально унижали, особенно в начале пути. Обвиняли в том же, в чем сегодня обвиняют почитатели классики – причем, самого же Шекспира! - Рэя Куни и других «кассовых» авторов. Буквально теми же самыми словами, ничего с тех пор не изменилось! Та же риторика!

- Пригласили бы Шекспира на вашу постановку?

- Конечно! Я уверен, он бы одобрил нашу работу.

Беседу вел Сергей Зюзин